Ускользающий предмет

Собирая настоящий номер «Отечественных записок», посвященный исламу, мы
столкнулись с трудностями, которые тема поначалу не предвещала. Сам ее выбор
был связан, разумеется, с той ролью, которую ислам играет в настоящее время,
ассоциируясь с рядом крупных конфликтов и катастроф как в России, так и в мире. Мы, в частности, пытались выяснить, насколько ислам действительно содержит в себе конфликтный потенциал, вступающий в противоречие с устоями современного светского общества. И приглашали авторов, которые могли бы
описать и проанализировать не вероучительные аспекты ислама как религии, но
его социальные, политико-правовые, экономические и культурные проявления,
которые представляют публичный интерес и могут иметь последствия, значимые
для всего общества. Однако по мере того, как собирался материал, обнаружилось
довольно примечательное обстоятельство: ислам все более обнаруживал качества
ускользающего объекта. В итоге сложилась не картина, а мозаика, каждый элемент которой пытается вобрать в себя цельный образ ислама, нередко преломляющийся совершенно иначе в соседствующем материале.

Но трудности рассмотрения темы связаны не только со спецификой самого
объекта. Дело, наверное, еще и в том, что ислам в России не стал предметом социально-релевантных исследований (при наличии развитой российской востоковедческой традиции, сконцентрированной на культурных достижениях ислама).
Достаточно указать уже на то простое обстоятельство, что доподлинно неизвестна
даже численность мусульман в Российской Федерации, а существующие способы
оценки основываются на этнических критериях (тем же недугом страдают, как выяснилось, и исторические исследования по исламу в России: собственно религиозный фактор там сплошь и рядом подменяется этничностью). На практике же мы
наблюдаем систему «представительских» органов ислама (в первую очередь муфтиятов), с которыми взаимодействует государство и которые находятся в сфере
внимания средств массовой информации, тогда как исламская община — дифференцированный комплекс институтов с собственными организационными механизмами, культурным укладом, системой воспроизводства, каналами коммуникации, социальной и территориальной мобильности и так далее — остается во
многом неописанным и непроанализированным явлением. Александр Игнатенко, намечая в своей статье об исламских сектах методологию преодоления этого
недостатка, говорит о необходимости возврата к исследовательскому неоклассицизму, понимая под этим «преимущественно эмпирическое исследование конкретных группировок (течений, направлений, школ и т. п.), возникающих и существующих в исламе как исламских — т. е. таких, в которых проявляется внутренняя
динамика этой религии как сложного комплекса институтов, отношений, представлений, норм и верований». Мы также постарались по возможности уйти от
умножения «метафоризированных» дискурсивных практик рассуждений об исламе, равно как и уклониться от участия в тиражировании хорошо известных саморепрезентаций представителей исламского сообщества. В номере можно найти, напротив, работы полевых исследователей, в которых рассматриваются отдельные исламские течения в конкретных регионах (например, в Дагестане и Чечне),
локальные исторические анализы, посвященные, в частности, правовым аспектам ислама (материалы по истории шариатского правосудия и его взаимоотношениям с местными традициями в статьях Владимира Бобровникова и Сергея Абашина) и идейным исламским течениям в России (статья о пантюркизме
и панисламизме Светланы Червонной). Андрей Журавлев рассказывает о финансовых отношениях в мусульманском мире, где к ним предъявляются довольно
специфические требования. По проблемам ислама в России высказываются на
страницах журнала как авторитетные исламские лидеры (специальное интервью
нашему журналу дал председатель Совета муфтиев России шейх Равиль Гайнутдин), так и представители государства (министр РФ по национальной политике
Владимир Зорин). Свой взгляд на различные аспекты исламской проблемы выражают также признанные эксперты в этой области — Александр Игнатенко, Алексей Малашенко, Георгий Мирский, Леонид Сюкияйнен.

В номере читатель найдет также подборку статей и фрагментов, в которых
различные представители ислама высказываются от первого лица о задачах, которые, на их взгляд, стоят перед мусульманами в политической, социальной
и культурной сферах. Основные дискуссии внутри ислама ведутся сторонниками
модернизационных и фундаменталистских тенденций. На страницах журнала
фундаменталисты представлены репрезентативными для исламской мысли авторами (имам Рухулла Мусави Хомейни, Саид Кутб, Сайид Абуль А'ля Маудуди).
Насколько далеко простирается модернизационный потенциал ислама, читатель
может судить как по текстам как зарубежных (Али Абд ар-Разик, Сайид Ахмад
Хан), так и российских мусульман (Шарифа и Рустама Шукуровых, Рафаэля Хакимова). Публикуя фрагмент из книги Эдварда Саида «Ориентализм», мы отдаем
тем самым дань уважения этому недавно скончавшемуся западному мусульманскому интеллектуалу, идеи которого сыграли столь значительную роль в преодолении латентного европоцентризма западных исследователей.

Разноголосица в модернистских или фундаменталистских трактовках ислама и стоящих перед ним задач дает в то же время представление о сложности
выстраивания любого рода отношений с исламским сообществом. Дело в том,
что ислам не представляет собой единой организационной структуры по образцу, например, католицизма или православия. В нем не существует общепризнанных механизмов отделения «ортодоксальной» позиции от «еретической»,
нет единого авторитета, который мог бы представлять ислам как таковой и заявлять нечто от лица современного ислама в целом. В этом сложность взаимодействия с исламом, но в этом же, по-видимому, состоит и его сила, удивительная, протеевская способность к адаптации. С учетом этого обстоятельства
и следует, вероятно, подходить к вопросу о наличие в исламе, в частности, экстремистского политического потенциала, cum grano salis относясь к особенно
многочисленным в последнее время успокоительным заявлениям «от лица всех
мусульман». Эта структурная и организационная гетерогенность не отменяет,
однако, той трудноуловимой «цивилизационной солидарности» ислама, о которой пишет Георгий Мирский.

Еще одна проблема, связанная с исламом, состоит в том, что в самом его вероучительном ядре, в отличие, например, от христианства, отсутствует размежевание между собственно религиозной и социально-политической сферами.
И если в христианстве эта граница определяется словами Христа «кесарю — кесарево, а Богу — богово», то в исламе распространено (насколько обоснованно — это отдельный вопрос) представление о том, что он несет в себе достаточный
потенциал для выстраивания как собственно исламской социально-правовой системы (в форме шариата), так и государства в целом (идея халифата). Различные
формулы сочетания этой идеи с конституционным строем светского государства
озвучиваются многими авторами номера, однако, на наш взгляд, данная проблема не поставлена со всей отчетливостью внутри самого ислама. Даже модернизационно ориентированные отечественные авторы пишут, что «следовало бы допустить определенные модификации федерального законодательства в отношении
мусульманских территорий» (Ш. Шукуров, Р. Шукуров). Примечательно, что египетский либеральный богослов и политолог Али Абд ар-Разик, напротив, считает,
что «все узаконенное исламом и заповеданное мусульманам пророком сводилось
к повседневным правилам поведения и обычаям и ничего общего не имело с методами политического и гражданского управления». Все эти расхождения относительно идеала правоверно-мусульманским образом обустроенного общества могут показаться малозначительными на фоне реального состояния сложившихся
исламских практик. Однако именно в интеллектуальной сфере складываются те
модели, которые всегда могут быть востребованы на уровне социального действия. По этой причине необходимо, по-видимому, более аккуратно и обдуманно
подходить к тем, казалось бы, символическим жестам, которые совершаются
в публичной политике. Последствия этих шагов, преломленные, в частности,
в недрах исламской культуры, могут существенно расходиться с теми прагматическими целями, которые изначально их мотивировали. Весьма различные взгляды
на недавнюю российскую инициативу по вступлению в Организацию «Исламская
Конференция» высказывают Елена Супонина и Вениамин Попов.

Политическая форма вопроса об исламе в настоящее время порождает также
весьма специфическую форму ответа на него, а именно аналитическую записку,
нередко сопровождающуюся практическими политическими рекомендациями.
В журнале можно найти несколько образцов этого жанра: материал известного
специалиста по исламу на Северном Кавказе ростовчанина Игоря Добаева (ростовский Центр системных региональных исследований и прогнозирования, созданный с целью «оказания информационных, научно-исследовательских и образовательных услуг органам власти и управления, общественным организациям,
предприятиям и населению региона»), а также статью, подготовленную Ярославой Забелло, Игорем Алексеевым, Сергеем Переслегиным, Александром Собяниным (Я. Забелло и А. Собянин входят в аналитическую группу «Памир-Урал»).
Читатель может составить себе тем самым представление о том, какого рода экспертные материалы претендуют на то, чтобы лежать в основании выработки конкретных практических шагов в отношении ислама в России. Эти образцы можно
также сопоставить с аналогичными зарубежными материалами. В номере мы публикуем реферат книги о будущем политического ислама Грэхема Фуллера — некогда офицера ЦРУ, а в настоящее время главного политического аналитика корпорации RAND, а также материал бывшего аналитика той же корпорации, а ныне
сотрудника Центра политики безопасности в Вашингтоне Алекса Алексиева.

В настоящем номере мы попытались, таким образом, максимально сочетать
как тематическое, так и жанровое многообразие подходов к проблеме ислама, не
впадая в односторонность и не чураясь любого рода высказываний. Надеемся,
это поможет нашему читателю обогатить свои представления об этом «ускользающем» предмете.