От редакции

ОТ РЕДАКЦИИ

У нас получился номер на очень модную тему. Однако в данном случае «ОЗ» никак нельзя заподозрить в конъюнктурности. За десять с лишним лет работы мы упорно и систематически исследовали проблемы воспитания и образования; разве что менялся ракурс нашего интереса, смещался фокус внимания и неуклонно — вместе с подрастанием наших собственных детей — нарастали, как принято говорить сегодня, «озабоченности». За время пройденного вместе с вами пути смогли подрасти буквально все наши собачки, и сегодня наконец мы подошли к последнему, в некотором смысле, рубежу: пришла пора определить — что же мы можем, готовы и должны считать «взрослостью». Кстати, одновременно дискуссия на эту тему охватила и весь мир.

Мы решили не повторять здесь совсем уж очевидные азы — например, говорить, что еще двести лет назад даже самые продвинутые интеллектуалы вообще не поняли бы, о чем мы так горячо спорим сегодня. Какое детство? Какая зрелость? Какие «подростки»? Человек, как известно, существо социальное, и вполне понятно, что его текучие и подверженные разнообразным влияниям идеи и представления о реальности парадоксальным образом реальность меняют. То есть они во многом и есть социальная реальность. Да, понятие «детство» исторически крайне молодо, слово «подросток» еще полтора века назад бытовало лишь в словаре, а не в обиходе, обряды и ритуалы инициации в разных обществах еще сто лет назад не исчерпывались вечеринкой, а действительно знаменовали новый этап жизненной зрелости молодого человека. И хотя мы сейчас вряд ли найдем живых свидетелей того, как после, например, бар-мицвы тринадцатилетний мальчик начинал жизнь взрослого мужчины (со всеми обременениями), зато до сих пор сохраняется вполне живая память о деревенских свадьбах двенадцатилетних детей в средней полосе России.

Распространена гипотеза, согласно которой относительная глобальная сытость — единственная причина и оправдание тому, что человеческие особи позволяют себе взрослеть все медленнее. Однако не все признают универсальность этого объяснения. В конце концов с неизбежностью приходится задумываться о том, что же мы считали взрослостью раньше, что такое взрослость сегодня и — важно — что будет считаться взрослостью завтра, когда условно взрослыми станут наши большие дети — единственный, строго говоря, капитал, который мы имеем предложить миру, а также предмет нашей самой главной любви и заботы. Несколько столетий назад взрослым назывался малыш, способный убить врага или дичь, малыш, способный наряду со взрослыми работать в поле или у станка, малыш, способный прочесть написанную молитву, малыш, способный оплодотворить малышку, — и так далее. Очевидно, что сегодняшние представления о зрелости, как и ожидания в отношении малышей, решительно не совпадают со вчерашними. Вопрос о том, насколько сегодняшние малыши физиологически отличаются от прежних, остается открытым, а психологические и эмоциональные отличия видны невооруженным глазом. Соответственно и наши родительские права и обязанности (понимаемые широко, применительно к любому субъекту социальной политики и образовательной деятельности) в отношении молодых людей тоже должны измениться.

Как выясняется, прогрессивное человечество как раз сегодня мучительно переосмысляет саму концепцию взрослости (зрелости). Не в последнюю очередь потому, что из-за опережающих (адаптационные возможности человеческого разума) темпов технологической и информационной революции, происходящей прямо сейчас, у этого человечества не сформировалось пока сколько-нибудь четкого представления о задачах, которые будут стоять перед его малышами. Ясно, что это будет не убийство тигра (скорее презервация), не выкармливание беззубого родителя (скорее изобретение управляемого жевателя), не революция (скорее гмо-эмбрионы), не борьба за зарплату-кредит-машину (скорее разработка моделей удаленной занятости и стопроцентного досуга), не хард (а софт), не продолжительность жизни (а ее наполненность), не изнурительный труд (скорее — неизнуряющее счастье). В общем, можно привести множество прогнозов, составленных при помощи «не». И очень мало прогнозов, зиждущихся на уверенном знании.

Для нас прогнозирование, конечно, важно, даже архиважно, мы на основании его принимаем — за детей, для них, вместе с ними — судьбоносные решения. Однако для наших подростков (а сегодня пресловутые британские ученые предлагают считать подростками людей примерно до двадцати пяти лет) мир исчезающих детерминант — единственная имеющаяся в их распоряжении реальность. Что тут сказать? Мы им не завидуем. Но и завидуем тоже.