Университет уже более двух столетий служит темой постоянных размышлений
и жарких дискуссий. Это объясняется, в частности, тем, что с университетом так
или иначе связана жизнь всей интеллектуальной элиты современных обществ.
Именно университет служит местом, где она образовывается и воспитывается, он
же является и тем местом, с которым связана последующая жизнь тех людей, которые оказывают наиболее заметное воздействие на духовный ландшафт современности (по крайней мере в том, что касается его высших горизонтов). Во многих странах университет является, кроме того, наиболее продуктивным научным
учреждением, интеллектуальным двигателем современной экономики.

Пожалуй, один из наиболее популярных способов рассуждения об университете, получивший распространение уже с самого начала XX века, связан с темой
«кризиса» и «конца» университета (книга Билла Ридингса «Университет в руинах», главы из которой читатель найдет в этом номере журнала, принадлежит
к этому жанру). Такая постановка вопроса не нова: уже просвещенный XVIII век
считал «застывший в своей цеховой организации» университет обреченным на
отмирание институтом. Волна университетских реформ и трансформаций радикально изменила это представление: в XIX веке складываются основные модели
университета, во многом сохранившиеся и по сей день. Но факт остается фактом? все двадцатое столетие университет лихорадит: с нарастающей силой предпринимаются попытки найти новую формулу идентичности университета, сохранить его от распада и превращения в «собрание разных высших учебных
заведений под одной крышей» (Макс Шелер).

В широкой исторической перспективе можно вычленить три инстанции, по отношению к которым университету постоянно приходится самоопределяться: власть
(сперва городская, а потом и государственная), рынок и церковь. Университет всегда должен был изыскивать ресурсы автономного существования путем противостояния и компромисса с указанными тремя институтами. Как Фрэнсис Бэкон, так
и теоретики современного постиндустриального общества уверены, что знание —
это великая сила. И лучше всего этот положение подтверждает история университета, всегда находившего способ отстоять свою автономию.

Правда, с сожалением приходится признать, что в России тема университета
на протяжении его почти двухсотпятидесятилетней истории фактически никогда
не поднималась и не обсуждалась с той остротой и на том уровне, который мы видим в других странах с развитой университетской культурой. Причин этому можно указать множество. Возможно, все дело в подражательном характере учреждения, осуществленного лишь по воле модернизирующейся власти. А возможно —
в возобладавшей в XIX столетии ориентации на французскую, «наполеоновскую», модель университета, всецело подчиненного прагматическим интересам
государства. Возможно, наконец, что самой инстанции знания никогда не доставало мужества претендовать в России на автономность и требовать таковой для
своих институциональных форм. Печать покорной управляемости лежит на российском университете. Отсутствие какой бы то ни было «идеи университета»
привело в последние годы также и к тому, что само это слово потеряло всякую
ценность, затерлось в названиях вдруг непомерно размножившихся образовательных учреждений.

Борьба за автономию университета от непосредственных прагматических задач власти ведется на всем протяжении его существования — начиная со средневековых исходов студентов и преподавателей в другие города. Не менее богата
и история функционирования университета в системе рыночных отношений.
Известный французский историк Жак Ле Гофф, например, считает, что долгий
период стагнации, в который погрузился университет после периода своего процветания в XIII веке, обусловлен постепенным превращением университетской
корпорации в привилегированную касту, живущую за счет бенефиция и чуждую
какого бы то ни было участия в жизни городов. Эта благотворная для университета вовлеченность в городскую жизнь была не в последнюю очередь связана
с рыночной практикой функционирования средневековых университетских преподавателей, вынужденных добывать средства к существованию путем распространения своих знаний. Разумеется, прямое включение университета в рыночные отношения, имеет и негативные последствия, в широких масштабах
проявившиеся за годы доминирования неолиберальной идеологии: ничто не
разъедает высокую культуру и фундаментальную науку быстрее, чем рынок, превращающий университет в фабрику по производству образовательных услуг
и разрушающий университетскую корпорацию путем превращение ее членов
в экспертов, обслуживающих самые разные политические и экономические
институты и организации.

Наконец, третьей силой, с которой долгое время приходилось считаться университету, была католическая церковь. Далеко не бесконфликтная история отношений университета и церкви не отменяет, однако, того факта, что в свое время
именно последняя обеспечила общеевропейский характер университетам, сняв
любые местные ограничения на свободную циркуляцию знания и на перемещение студентов и преподавателей по всему пространству «христианской ойкумены». Но церковь — это и единственный институт, опыта общения с которым —
благодаря просвещенной власти — напрочь был лишен российский университет
с самого момента своего основания (стоит напомнить, что в российском университете, в противоположность европейским, с самого начала не существовало богословского факультета).

Неизменно актуальной остается проблема отношений современного университета как с государством, так и с рынком. Примечательно, что не так давно Российский государственный гуманитарный университет, на протяжении долгого
времени практически в одиночку стимулировавший дискуссию о «миссии» университета, неожиданно стал ареной противостояния интересов государства
и рынка, что еще раз с особой остротой ставит вопрос о границах автономии университета в России.

Нараставшая в последнее время в западных странах коммерциализация университета служит предметом многочисленных зарубежных публикаций и монографий. Книга Дерека Бока, главу из которой мы помещаем в настоящем номере
журнала, относится к числу последних исследований этой проблемы, обобщающих американский опыт.

Несомненно, наиболее глубокой и разработанной является немецкая традиция
осмысления университета. У ее истоков стоят Кант, Фихте, Шеллинг, Шлейермахер, идеи которых получили воплощение благодаря реформаторской деятельности Вильгельма фон Гумбольдта. Главы из книги Билла Ридингса «Университет
в руинах» посвящены интерпретации именно этой традиции, равно как и тем преобразованиям, которым подвергался университет в немецком и англо-американском культурном пространстве. Можно вполне согласиться с Ридингсом в том, что
так называемые проекты нового университета XXI века есть во многом лишь возвращение к хорошо забытым идеям немецких классиков. И действительно, едва ли
старомодно звучат в современной России гумбольдтовские идеи «университета как
института диалога с государством», равно как и мысль о том, что «университет существует, чтобы производить разумное, не прибегая к революции и разрушению».

Приходится признать, что богатейшее наследие мышления об университете
еще только ждет своего освоения в России. Журнал «Отечественные записки»
уже обращался к проблеме университета в номерах, посвященных теме образования. В частности, журнал публиковал фрагмент из книги Хосе Ортеги-и-Гассети
«Миссия университета» (№ 2 2002). Продолжая начатую тему, в настоящем номере мы публикуем известный доклад немецкого историка Германа Хаймпеля «Вина и задача университета», представляющий собой ответ на критические размышления испанского мыслителя по поводу университетского образования.

Новейшая французская традиция переосмысления принципов университета
представлена в настоящем номере одним из наиболее известных современных
философов Франции Жаком Деррида, как всегда изящно и тонко развивающего
анализ «разумного основания и идеи университета».

Глава из уже завоевавшей популярность в университетских кругах книги
Генри Розовского «Университет: руководство пользователя» относится к совершенно иному жанру: один день из жизни ректора Гарварда вводит читателя в самую гущу текущей жизни это старейшего университета США. Ироничный стиль
автора, наделенного изрядным чувством юмора, как нельзя лучше позволяет
погрузиться в атмосферу и ритм современной университетской жизни.

Из классических текстов, посвященных университету, в номере читатель найдет два доклада. Один из них принадлежит великому немецкому естествоиспытателю Герману Гельмгольцу, другой — кардиналу Джону Генри Ньюмену. Лекция
Гельмгольца позволяет составить достаточно полное представление об особенностях «университета Гумбольдта» в его отличие от английской и французской модели университета (данная классификация, кстати говоря, не потеряла своего значения и до настоящего времени)., Джон Ньюмен не только относится к числу
наиболее известных католических мыслителей последних двух столетий, но и некоторое время (1851–1858) возглавлял Католический университет в Дублине. Работы Ньюмена, собранные в его книге «Идея университета» (ее корпус окончательно оформился в 1873 году), являются важнейшими для англо-американской
университетской традиции. Неслучайно работа известного йельского историка
Ярослава Пеликана «Идея университета: переэкзаменовка» (1994), полностью построена на новом прочтении работ Ньюмена. Надеемся, читателю будет интересно познакомиться со взглядами крупнейшего религиозного мыслителя XIX столетия на взаимоотношение религии и знания в стенах университета.

Однажды Карл Ясперс высказал мысль, что для Германии существуют два насущных вопроса: армия и университет. Хотелось бы надеяться, что помещаемая
в настоящем номере «Отечественных записок» подборка текстов будет способствовать осознанию отечественным читателем, что и для России университет не
меньшая проблема, чем армия.