Джордж Лакофф. Женщины, огонь и опасные вещи: Что категории языка говорят нам о мышлении / Пер. с англ. И. Б. Шатуновского. М.: Языки славянской культуры, 2004. 792 с. (Язык. Семиотика. Культура).

Эта книга представляет собой образец фундаментального исследования в области когнитивной науки (cognitive science) — сравнительно молодой пограничной дисциплины, возникшей во второй половине XX века на стыке философии, лингвистики, психологии, антропологии и computer science. Исследование Лакоффа посвящено традиционным для когнитивизма проблемам: человеческому пониманию мира, отражению знания о мире в языке через систему взаимосвязанных понятий — категорий, образующих концептуальную систему.

Труд Лакоффа разделен автором на две книги: «Разум вне машины» и «Исследование конкретного материала». В свою очередь первая книга состоит из двух частей. В первой из них, называющейся «Категории и когнитивные модели», детально рассматривается понятие категоризации, представляющей собой определенный способ организации человеческого опыта, своеобразные «очки», через которые мы смотрим на мир. Лейтмотив книги — противопоставление традиционного подхода к категоризации, который Лакофф характеризует как «объективистский», и развиваемого им нового подхода под названием «экспериенциализм» (от английского “experience”). Согласно традиционному взгляду, мышление представляет собой абстрактную, дематериализованную логическую способность. Исходной предпосылкой экспериенциализма является признание зависимости мышления от телесной организации (т. е. мышление ставится в один ряд с такими физиологическими способностями, как зрение, слух и т. п.). Это допущение автоматически переносит фокус исследования на образные средства мышления — метафору, метонимию и т. п., обусловленные познавательными особенностями человека как биологического и социального существа. «Божественному» (или «машинному», освобожденному от телесности) взгляду на мир «извне» противопоставляется взгляд на вещи «изнутри» сознания познающего субъекта.

Что же представляют собой категории, с помощью которых человек организует свой опыт? Образный ответ на этот вопрос кроется в самом названии книги Лакоффа. Оказывается, в языке австралийских аборигенов дьирбал существует категория balan, образованная соответствующим классификатором языка и включающая женщин, огонь и опасные предметы, такие как волосатые гусеницы, утконос, ехидна, а также некоторые змеи. Традиционно категории понимаются как множества предметов, обладающих каким-либо общим признаком. При этом элементы множества неявно рассматриваются как обладающие соответствующим признаком в равной степени. Очевидно, что данная категория (а всего в языке дьирбал их четыре) не может быть интерпретирована в терминах традиционной теории множеств просто потому, что крайне затруднительно обнаружить такой, в равной степени присущий, признак у перечисленных вещей.

С точки зрения Лакоффа, основная причина несоответствия традиционного теоретико-модельного подхода реально существующим «неклассическим» категориям кроется в организации последних на основе прототипического эффекта. Прототипический эффект заключается в том, что отдельные члены категории обладают особым статусом, отличающим их от других членов той же категории, а именно статусом «быть лучшим примером», или прототипом всей категории. Например, малиновка для обыденного сознания является более характерным представителем категории «птица», чем пингвин или страус. На этом эффекте строятся правдоподобные естественные «рассуждения на основе   типичного»: Типичная птица летает. Твити — птица. Следовательно, скорее всего, Твити — летает.

Одной из разновидностей естественных категорий являются так называемые «радиальные категории», для которых оправданно говорить о «расстоянии» между центральным членом и периферийными. Чем в большей степени тот или иной член категории обладает фиксированным признаком, тем меньше его расстояние от центрального члена. Примером радиальной категории как раз и является категория, образованная классификатором balan. Опираясь на последние данные исследований языка дьирбал, исчезающего под прессом современного английского, Лакофф предполагает, что центральным членом этой категории являются женщины. Можно предложить следующую рационализацию этих эмпирических данных. Поскольку мужчины (вместе с большинством других животных) относятся к иной категории, женское начало воспринимается как противоположное мужскому, чуждое и, в силу этого, опасное. Таким образом, ‘женскость’ получает приоритет (центральную позицию) по отношению к опасным вещам. По всей видимости, к такому же выводу приходит и сам Лакофф, подкрепляющий свои наблюдения следующим высказыванием носителя языка дьирбал: «Женщина это разрушительница. Она разрушает все. Женщина это огонь» (с. 140).

Некоторые когнитивные модели категоризации являются метонимическими, т. е. основанными на эффекте замещения, когда один легко и ясно воспринимаемый аспект чего-либо служит для обозначения вещи в целом или другого ее аспекта. Примеры метонимий, приводимые Лакоффом: «Одна официантка говорит другой: “сэндвич с ветчиной только что разлил все пиво на себя”»; или лозунг: «Не дадим Сальвадору стать вторым Вьетнамом!» Специальные случаи метонимии представляют собой социальные стереотипы, например стереотип домашней хозяйки. В категории «мать» существует соответствующая субкатегория, хотя специального названия у нее нет. Тем не менее она соответствует культурным ожиданиям относительно того, какой должна быть мать, и поэтому порождает прототипический эффект. В современной американской (да и нашей) культуре матери-домохозяйки считаются более хорошим примером матери, чем те, которые не ведут домашнего хозяйства.

Вторая часть первой книги «Философские следствия» представляет собой, во-первых, достаточно подробную и обстоятельную критику объективистской парадигмы и, во-вторых, — изложение собственной позиции автора.

Анализируя объективистскую парадигму, Лакофф выделяет метафизический уровень и эпистемологический. Основной мишенью критики становится «краеугольный камень» объективистской парадигмы — признание независимости метафизики от эпистемологии. Для объективиста мир таков, какой он есть, вне зависимости от знаний, мнений или верований, которыми обладают люди. Лакофф берется опровергнуть это положение, апеллируя к творимой человеком реальности. Джордж Лакофф, наряду с Э. Рош, Ч. Филмором, М. Джонсоном, Б. Берлином и П. Кэйем, является основоположником нового направления в изучении семантики, известного как «прототипическая» или «когнитивная» семантика. В рецензируемой книге когнитивная семантика предстает как часть более общего философского подхода, который автор называет экспериенциальным реализмом. Лакофф устанавливает основные направления развития новой версии реализма:

— «альтернативные описания значения, истины, знания, понимания, объективности и мышления;

— теория когнитивных моделей, способная объяснить факты категоризации и семантики естественного языка;

— концепция релятивизма, которая избегает проблем тотального релятивизма и описывает то, что является устойчивым в научном знании» (с. 346).

Реализация этих направлений осуществляется с помощью нетрадиционных моделей категорий, построенных на прототипическом эффекте. При этом различаются структуры базового уровня, которые определяются нашими телесными способностями восприятия, и образно-схематические структуры. Базовые структуры включают некоторые концепты (не обязательно элементарные), воспринимающиеся людьми как целостные образы (гештальты), психологически наиболее приемлемые для оперирования. При этом в иерархии категорий базовые находятся всегда где-то в середине, на уровне рода. Так, к базовым категориям относятся «дуб», «клен», «кролик», но не «растение», «животное» или «этот дуб под моим окном». За понятием образно-схематической структуры скрывается идея о том, что существуют определенные схемы, которые человек изначально накладывает на воспринимаемый мир. Например, людям свойственно представлять большие фрагменты своего повседневного опыта в терминах вместилища, в английском языке характеризуемого в первую очередь через предлоги “in” и “out”. Так, мы выходим из (out) полусонного состояния, забытья, смотрим в (in) зеркало и т. п. Убедительности сло  вам автора добавляет ссылка на конкретное лингвистическое исследование, в котором на материале 600 (!) глаголов английского языка демонстрируется категоризация по схеме «вместилище».

Что же касается релятивизма, то он у Лакоффа, действительно, особого свойства и состоит в признании существования равноправных альтернативных концептуальных систем и в позитивной оценке этого факта. Кстати, именно в этом «равноправии» Лакофф видит одно из существенных отличий собственной версии релятивизма от релятивизма Уорфа. По Лакоффу, Уорф фактически был релятивистом, когда признавал множественность концептуальных систем, но при этом считал, что некоторые из концептуальных систем (и языки, в которых они зафиксированы) в большей степени соответствуют действительности. Таким образом, по Уорфу, можно говорить не только о «лучших» и «худших» схемах, но в идеале об одной, адекватной действительности схеме. В противоположность Уорфу Лакофф считает, что «точно так же, как разнообразие генофонда вида необходимо для того, чтобы обеспечить его выживание… различные способы понимания опыта необходимы для нашего выживания как вида» (с. 437).

Вторая книга всецело посвящена приложению построенной в первой книге теории к исследованию конкретного материала. Первый раздел отдан исследованию эмоционального понятия «гнев» (anger), являющегося примером абстрактного концепта, имеющего очевидную базу в телесном опыте. Во втором разделе рассматривается выражение “over” («над», «через» и т. п.). Свой выбор Лакофф объясняет продуктивностью прототипического подхода к анализу предлогов в английском языке. Последний раздел второй книги, самый обширный из трех, отведен анализу грамматических конструкций и, в частности, конструкций с there. Пожалуй, для неспециалиста в области лингвистики особенно интересным является первый раздел, особенно та его часть, где автор рассматривает способы, которыми в английском языке концептуализируются половое влечение (страсть, lust) и гнев. В сходстве этих способов категоризации он видит одну из причин высокой частоты изнасилований в Америке. Коротко говоря, Лакоффа расстраивает отсутствие в современном American English метафор, «описывающих здоровое взаимное сексуальное влечение. Области, которые мы используем для описания полового влечения, это ГОЛОД, ЖИВОТНЫЕ, ЖАР, БЕЗУМИЕ, МАШИНЫ, ИГРЫ, ВОЙНА и ФИЗИЧЕСКИЕ СИЛЫ» (с. 537). Остается только заметить — как мы на них похожи…

В результате получилась книга, которая может быть интересна не только специалистам (имевшим возможность познакомиться с английским первоисточником по первому изданию 1987 года), но и множеству читателей, не имеющих профессионального интереса в обсуждаемой сфере. Вообще, отличительной особенностью исследования Лакоффа является привлечение широчайшего материала различных наук — от сравнительного языкознания до физиологии зрения и эволюционной биологии. Возможно, сами по себе эти исследования представляют интерес для специалистов, но в контексте рецензируемой книги они приобретают новый дополнительный смысл, убедительно свидетельствуя в пользу точки зрения Лакоффа о том, что «разум есть нечто гораздо большее, чем только зеркало природы или оператор с символами» (с. 16). Благодаря широчайшей научной эрудиции автора и нечасто встречающемуся умению рассказывать о сложном понятно, просто и интересно книга получилась в своем роде уникальной. Главное ее достоинство состоит в том, что, как это ни банально звучит, она заставляет задуматься. Ее можно читать с начала до конца, или же, следуя известному принципу Ф. Искандера, «обчитывать» вокруг интересные фрагменты, пропуская то, что не привлекло внимания. В любом случае время и силы будут потрачены не зря. «Вопросы поставлены и альтернатива предложена. Эта альтернатива открывает путь для дальнейшего исследования природы человеческого разума» (с. 484).