Мы должны четко себе представлять, зачем нужна судебная реформа. Для
эффективной работы демократической системы необходимо реальное разделение
властей. Согласно 10-й статье Конституции РФ, законодательная власть
должна быть отделена от исполнительной, а судебная власть от законодательной
и исполнительной соответственно. Социальное призвание суда в демократическом
обществе — быть регулятором возникающих конфликтов, в том числе между
ветвями власти, а также и внутри них. На сегодняшний день в Российской
Федерации есть три вида правосудия. Конституционное правосудие осуществляет
Конституционный суд и отчасти конституционные суды некоторых субъектов
Федерации. Общее правосудие осуществляется судами общей юрисдикции во
главе с Верховным судом. Арбитраж разрешает хозяйственные и экономические
конфликты, для чего действуют арбитражные суды во главе с Высшим арбитражным
судом.

В Советском Союзе роль суда была иной. Он был частью советской системы,
был подотчетен исполнительной и представительной власти. Реальную власть
осуществляла Коммунистическая партия, и суды находились под ее сильным
влиянием. Это не значит, что партийный аппарат вмешивался в разрешение
дел. Но общую направленность, общие установки определяли не столько
законы, сколько постановления соответствующих партийных инстанций. Иногда
это облекалось в форму совместных постановлений ЦК КПСС и правительства.
Центр власти был един, и, естественно, в такой системе нельзя было говорить
о существовании самостоятельной судебной власти.

Судебная реформа фактически началась тогда, когда встал вопрос о необходимости
самостоятельной судебной власти, которая невозможна без независимых
судей. Поэтому в 1992 году был принят закон «О статусе судей», гарантирующий
судьям независимость. Независимость держится на двух китах: несменяемость
судей и их неприкосновенность. Судьи, выступая арбитрами в конфликтах
между исполнительной властью и гражданином, в спорах хозяйствующих субъектов
с государственными органами или между собой, постоянно подвергаются
определенному давлению. В таких условиях судья, который вынес принципиальное
решение, должен быть защищен от возможных карательных мер со стороны
местных органов власти, от незаконного освобождения от должности. Поэтому
закон «О статусе судей» предусматривает, что судья назначается Президентом
РФ. Однако главный вопрос не в том, кто назначает судью, а в
том, кто его «снимает». Здесь был принят очень радикальный шаг: полномочия
судьи могут быть прекращены против его воли только по решению соответствующих
квалификационных коллегий, которые избираются самими судьями, как правило,
тайным голосованием. На сегодняшний день коллегии на одну треть состоят
из представителей общественности. Это, в основном, ученые, юристы с
большим общественным авторитетом на местах. Таким образом, ни президент,
ни парламент, ни исполнительная власть не могут принять решение о прекращении
полномочий судей.

Второй важный шаг — освобождение судей от дисциплинарной ответственности.
Если судья совершил малозначительный поступок, незачем держать его на
крючке. Если поступок более серьезный, надо сразу прекратить полномочия
судьи, дабы не компрометировать суд в глазах общественности. Кстати,
введение института прекращения полномочий судей по решению квалификационных
коллегий вызвало тогда наибольшую критику. В первую очередь опасались
корпоративизма, что один судья будет покрывать другого. Однако первый
же год работы показал, что эти опасения были напрасны. До введения квалификационной
коллегии ежегодно в России по негативным мотивам прекращались полномочия
пяти-семи судей. Первый же, 93-й, год работы квалификационных
коллегий дал свыше пятидесяти прекращений полномочий. В настоящее время
их число составляет около ста человек ежегодно. Это примерно при двадцати
тысячах судей, работающих в Российской Федерации.

Конечно, давая судьям такие широкие полномочия и высокий уровень защиты,
мы предусмотрели и ужесточение отбора судей. Эти требования потом вошли
в Конституцию РФ. Сегодня стать судьей может человек, достигший 25 лет,
имеющий законченное высшее юридическое образование, пять лет стажа работы
по юридической специальности и, самое главное, сдавший квалификационный
экзамен. Кроме того, требуется обязательное согласие квалификационной
коллегии судей, без которого президент не может назначить ни одного
человека федеральным судьей.

Одно время мы испытывали трудности с комплектованием корпуса судей
пофинансовым причинам. Но в последние годы ситуация улучшилась и недостатка
в претендентах у нас в принципе нет. Вполне успешно работает конкурсная
система. Однако, в силу негативных процессов в сфере высшего образования,
вцелом качество юристов, выпускаемых в последнее время, невысокое. Кроме
того, все еще попадают в суды люди недобросовестные, поэтому так много
прекращений полномочий судей по негативным мотивам. В первую очередь,
это нарушение законности при рассмотрении дел и многое другое, что оказывается
предметом рассмотрения квалификационных коллегий.

Второй вопрос — это вопрос о несменяемости судей. По закону судья назначается
на свою должность пожизненно. Вернее, сначала он назначается на три
года и только после этого — пожизненно.

Мы предусмотрели защиту судей от недобросовестных посягательств состороны
работников других правоохранительных органов. Нечего греха таить, далеко
не всегда оправдательные решения судей нравятся тем, кто выносил другое
решение или добивался помещения человека под стражу. Поэтому мы создали
механизм дополнительных гарантий против возбуждения в отношении судьи
уголовного дела. Для этого необходимо согласие Квалификационной коллегии
и Генерального прокурора РФ. Административная ответственность в отношении
судей была вообще отменена. Тогда было много вопросов, почему приняли
такое решение. Сегодня свыше 80 органов в Российской Федерации могут
наказать человека в административном порядке. Это и пожарная инспекция,
и торговая инспекция, и милиция, и санитарные службы, и таможенники,
и пограничники, итак далее. Закон гарантирует каждому гражданину возможность
обжаловать решение об административном наказании в суде. Отмена некоторых
мер наказания влечет за собой материальную ответственность перед гражданином,
компенсации. Иногда судебное решение может плохо сказаться на служебной
карьере представителей конкретных органов. Если в таких условиях судью
могут эти же органы наказать, то получается интересная ситуация: сегодня
я из-за тебя пострадал, завтра тебя где-нибудь поймаю. Поэтому законодатели
отменили закон об административной ответственности судей.

Таким образом, ключевым моментом развития судебной реформы стало принятие
закона «О статусе судей Российской Федерации».

Следующим шагом явилось принятие закона «О судебной системе Российской
Федерации». Закон практически два года «ходил» между Советом Федерации
и Государственной думой. По существу в законе речь о том, какой быть
судебной системе в Российской Федерации: то ли она распадется на множество
мелких судебных систем, где судьи будут назначаться и смещаться местными
органами, то ли у них будет единая федеральная верхушка. После принятия
конституции бывший министр юстиции Ю. Х. Калмыков выдвинул идею, что
федеральными должны быть только Верховный и Военный суды. Областные
и районные суды должны быть судами субъектов Федерации, т. е. местные
власти получали право иметь собственное правосудие. Верховный суд подготовил
законопроект, по которому все суды — и районные, и областные — должны
были быть федеральными, с тем чтобы максимально обеспечивать защиту
прав и интересов граждан от произвола местного чиновничества. Столкнулись
мнения. Вопрос принял крайне острую форму — впервые в истории Совета
Федерации принятие решения проводилось опросным голосованием, т. е.
опросили всех членов Совета Федерации, независимо от их присутствия
на заседании.

С принятием этого закона уже оформилась нынешняя судебная система.
Параллельно проводился целый ряд мероприятий, без которых сегодня сложно
представить себе работу судебной системы. Во-первых, были сформированы
органы судейского самоуправления. Речь идет о советах судей субъектов
Федерации и о российском совете судей. Эти организации призваны представлять
и защищать интересы судей. Таким образом, судьи получили общественный
орган, где они могут высказать свое мнение независимо, а иногда даже
вопреки мнению отдельных руководителей Верховного или Высшего арбитражного
суда.

Следующий вопрос. Началась работа над внедрением суда присяжных. Это
довольно сложный институт. До сих пор не стихают споры, что лучше —
суд сдвумя народными заседателями или суд с двенадцатью присяжными.
Я являюсь сторонником внедрения суда присяжных хотя бы потому, что это
необходимо для формирования современного отношения к суду. Общество,
где не развито уважение к суду, трудно назвать демократическим. Существуют
два аспекта отношения к суду. С одной стороны, есть мнение, что люди
негативно относятся к суду. Но, с другой стороны, в начале судебной
реформы за разрешением своих гражданских прав и конфликтов в суд обращался
один миллион человек, а сейчас мы имеем где-то пять — пять с половиной
миллионов гражданских дел. Значит, люди верят суду. Значит, суд работает
эффективно. Кстати, так быстро, как вРоссии, гражданские дела нигде
в мире не рассматривают. С уголовными делами абсолютно то же самое.
Более 90 процентов дел рассматриваются в срок до одного месяца. Конечно,
есть дела, попадающие в разряд «долгостроев»: свидетели не явились,
неполнота материалов предварительного расследования и так далее. Я не
хочу сказать, что у нас все замечательно, иначе не потребовалась бы
дальнейшая реформа. Но абсолютно бесспорно, что мы, как минимум, не
хуже других.

Кроме этого, мы ввели институт мировой юстиции. Судебная реформа осуществлялась
трудно: нехватка денег вызывала порой трудности с подбором кадров.
Естественный рост обращаемости в суды по гражданским делам и рост преступности
создали высочайшую нагрузку на судей. Стали «проваливаться», затягиваться,
волокититься некоторые «мелкие» дела. Рассматривали их кое-как, иногда
даже с нарушением процессуальных норм. Поэтому мы вышли с инициативой
о создании института мировых судей, предназначенных специально для рассмотрения
мелких уголовных дел. Сегодня в России работают шесть с половиной тысяч
мировых судей. Пока процесс формирования не завершен, и, к сожалению,
не завершен именно там, где он особенно необходим, — в Москве и Санкт-Петербурге.
В Москве 100 мировых судей, а должно быть 384. В Санкт-Петербурге должно
быть около 250, а есть чуть больше половины.

Этому есть объективные причины, среди которых и проблемы материально-технического
порядка, и то, что долгое время Верховный суд не занимался судами с
административной точки зрения, т. к. за это отвечало Министерство
юстиции, и многое другое. Если в среднем по Российской Федерации один
судья приходится примерно на восемь тысяч человек, то в Москве — на
20 тысяч. Москва наиболее насыщена крупными предприятиями, здесь самые
большие капиталы и, естественно, самые громкие дела, в том числе уголовные.
Мы пытались решить часть проблем через институт мировых судей. Но, к
сожалению, процесс формирования корпуса мировых судей целиком зависит
от мэрии Москвы. И этот процесс затягивается. В большинстве областей
(Брянская, Смоленская, Саратовская, Курская, Ростовская) мировые судьи
уже практически два года работают в полном составе, а в Москве — никак.
Нельзя сказать, что Лужков против, создано целое управление по работе
с мировыми судьями. Управление есть, а судей не хватает.

Третий вопрос удалось решить с принятием специального закона по судебному
департаменту РФ при Верховном суде. Речь идет о проблемах материально-технического
снабжения, кадровых и финансовых вопросах, капитальном строительстве,
которые перешли в ведение, если можно так сказать, стали внутренним
вопросом судебной власти. Деньги выделяются из бюджета, а судебный департамент
распределяет их по судам общей юрисдикции. Арбитражные суды имеют свою
систему, но их мало. У нас 90 арбитражных судов и порядка двух с половиной
тысяч судов общей юрисдикции.

Создание судебного департамента позволило реализовать требование ст.10Конституции
РФ о самостоятельности исполнительной, законодательной и судебной властей.
Суды получили свое материально-техническое обеспечение. Надо отметить,
что в последнее время администрация президента и правительство гораздо
больше внимания уделяют вопросам обеспечения деятельности судов. Наконец
появилось достаточно денег, чтобы заказать бланки, закупить конверты,
соответствующие печатные машинки. В 1996–1997 годах был период, когда
судьи за свои деньги покупали конверты, марки, в судах использовали
обороты старых бланков, чтобы писать протоколы.

После этого настала очередь модернизации судебного процесса. Были приняты
новые уголовный и гражданский кодексы, а также законы, которые регулируют
процедуру рассмотрения уголовных и гражданских дел, — УПК и ГПК.

Процедура — это один из принципов демократии. Кстати, советский УПК
был очень неплохой. Гражданско-процессуальный кодекс быстро перестал
соответствовать требованиям рыночной экономики. Уголовно-процессуальный
кодекс 1960-х годов с небольшими изменениями вполне держался. Но он
не соответствовал требованиям времени, т. к. создавался не под независимый
суд, а под суд, который находился в системе органов исполнительной власти,
за которым надзирала прокуратура. Формировался кодекс в уголовно-обвинительной
системе. Достаточно сказать, что почти по половине дел прокуроры в суды
не приходили. А если нет прокурора, то судья берет на себя функции обвинителя,
что отрицательно сказывается на отношении к подсудимому. Такое положение
дел сохранялось очень долго и после крушения СССР.

Новый уголовно-процессуальный кодекс решил еще один очень важный вопрос.

В соответствии с п. 2 ст. 22 Конституции Российской Федерации арест,
заключение под стражу и содержание под стражей допускаются только по
судебному решению. До судебного решения лицо не может быть подвергнуто
задержанию на срок более 48 часов. Но, несмотря на то что Конституция
была принята12декабря 1993 года, санкцию на арест и заключение под стражу
продолжали выдавать прокуроры.

Некоторые коллеги опасались, что судьи, рассматривая вопросы об избрании
меры пресечения, начнут проявлять излишний либерализм и, как следствие
этого, пострадает борьба с преступностью. Новый УПК логически продолжает
нормы Конституции и оставляет за судьями принятие решений об избрании
меры пресечения. Сейчас мы проработали по этой схеме уже больше полугода.
На сегодняшний день в следственных изоляторах содержится на 20 процентов
меньше людей, чем было до вступления в силу нового УПК. Дело в том,
что, во-первых, судьи в целом более осторожны. Во-вторых, имели место
некорректные аресты, когда человека арестовывали не потому, что это
необходимо, а потому, что так удобнее, он под рукой, вызывать его не
надо и так далее. Бывало, что арестовывали людей при отсутствии достаточных
показаний, в надежде на то, что потом что-нибудь добудут. Много других
причин было. Следственные изоляторы были переполнены. Европейский суд
по правам человека чуть ли не к пыткам приравнял содержание в наших
следственных изоляторах.

С принятием нового УПК процесс стал более состязательным. Состязательность
— это одна из основ правосудия. В советские годы состязательность понимали
так: есть судья, есть прокурор, и значит обязательно должен быть адвокат.
Если нет прокурора, значит не будет и адвоката. Мы сейчас более современно
смотрим на состязательность. Не только в суде, но и в ходе расследования
обязательно должны участвовать и прокурор, и адвокат. Судья не должен
в процессе судебного следствия становиться на чью-то сторону.

Гражданский процессуальный кодекс тоже развязал несколько проблемных
узлов, но я не буду на них останавливаться, на мой взгляд они менее
интересны.

Вместе с тем при принятии обоих процессуальных кодексов были допущены
серьезные ошибки. Законодатель полностью отказался от института народных
заседателей. По сути дела, сегодня и в уголовном процессе, если речь
идет о преступлениях, за которые может быть назначена мера до пяти лет
лишения свободы, и по гражданским делам судья рассматривает дела единолично.
Я полагаю, что коллегиальность лучше защищает от возможных судебных
ошибок, коллегиальный суд менее подвержен формальному толкованию закона.
Например, когда я работал прокурором района, у меня был в практике такой
случай. После приема у врача гражданин пришел домой и вскоре умер. У
него была прободная язва, а врач ограничился поверхностным осмотром,
сказал, что ничего серьезного. Поэтому делу профессиональный судья счел
нужным оправдать врача, а два народных заседателя признали его виновным
и осудили к исправительным работам. Естественно, адвокат написал жалобу,
и Верховный суд Карельской Республики поддержал не профессионального
судью, а народных заседателей, потому что они правильно признали вину. 

Сочетание профессионального опыта судьи с мнением представителей народа
целесообразно еще и потому, что во время длительной работы у юристов
нередко происходит определенная деформация взгляда на вещи, когда ты
смотришь на дело через призму статьи. В советские годы было такое дело:
два школьника залезли на чердак школы, через него спустились в оружейную
комнату, нашли на окошке коробочку из-под патронов, где лежали два малокалиберных
патрона, и забрали ее. Их заметили, взяли с поличным, и в суд.
Суд выносит приговор: статья — хищение оружия и боеприпасов, мера наказания
— три года лишения свободы. Потом этот приговор отменили, и был другой
приговор с условной мерой наказания. Но это пример мышления через статью.
В таких случаях, конечно, важно присутствие народных заседателей. Я
сам работал судьей и ориентировался на их позицию, чтобы не было конфликта
хотя бы. Частенько, если бы не было заседателей, я бы выносил более
суровые приговоры. Ведь именно соединение профессионализма с народной
мудростью должно быть фундаментом судебной практики.

Теперь об изменениях, связанных с дисциплинарной и с административной
ответственностью судей. Я вообще противник понятия «дисциплинарная ответственность
судей». В России у судьи особая роль и особые взаимоотношения судейского
корпуса с другими ветвями власти, которых, кстати, в зарубежных странах
нет— во многих, по крайней мере. Я до сих пор считаю, что судья с наложенным
взысканием — это неполноценный судья, это полусудья, что его либо надо
по-товарищески предупредить, либо надо увольнять. Когда была дисциплинарная
ответственность в отношении судей, еще в советские годы, я работал несколько
лет в Брянской области. По опыту знаю, что все, кому объявили взыскания,
год-два еще помучили всех и потом все равно прекратили полномочия. А
если бы была коллегия, они бы сразу прекратили их полномочия. Один выпивал.
А вторая безобразно к работе относилась. Дела не высылала месяцами с
кассационными жалобами.

Кстати, квалификационные коллегии порой чересчур круто загибают, потому 
мы в Верховном суде отменили несколько решений квалификационных коллегий,
сохранив за судьями полномочия. Вывод такой из многолетней практики
работы квалификационных коллегий: судьи очень болезненно относятся к
своей репутации. И когда есть реальное нарушение, которое получает огласку,
они, как правило, стараются защитить авторитет судейского сообщества.

У нас получилось так, что в условиях противостояния властей, когда
менялись системы правления и так далее, суды оставались независимы и
обеспечили стабильность правосудия. Это, может быть, одно из главных
наших достижений. Во время потрясений начала девяностых годов, по сути,
единственным гарантом соблюдения федерального закона на территории страны
оказались судьи. Наши судьи — в отличие, допустим, от западных судей
— работают не в законопослушном обществе. Когда мы ездили в Германию
по обмену опытом, в составе нашей делегации был заместитель министра
юстиции, он судье немецкого высшего административного суда задал вопрос:
«Как у вас обеспечивается исполнение судебных решений?» Немец улыбнулся
и сказал: «Вы знаете, я тут тридцать лет уже работаю, но не помню случая,
чтобы решение суда не было исполнено добровольно». Речь шла об административном
суде, который обязывает администрацию. А когда речь идет о материальных
взысканиях с физических и юридических лиц, то с этим у всех плохо. Иногда
денег у ответчиков не хватает, иногда какие-то другие причины. Я ознакомился
с опытом работы по взысканию по судебным решениям в штате Массачусетс
в Соединенных Штатах Америки. Там на сотни миллионов долларов идет счет
неисполненных судебных решений. Накопилось. Так что исполнение судебных
решений — это не только наша проблема. Но у нас и администрация норовит
не выполнить решения суда, и судье приходится проявлять стойкость и
твердость, добиваясь исполнения решения государственными чиновниками.

Мы сейчас перейдем к последней теме нашей беседы, к административной
юстиции.

Конституция предусмотрела, что Верховный суд осуществляет надзор за
судами общей юрисдикции, которые осуществляют судопроизводство в виде
уголовного, гражданского и административного процесса. В России юристы
иногда путают понятие административного дела, сразу думают об административных
правонарушениях — о мелких хулиганах, браконьерах, тех, кто через таможню
тащит незадекларированные десять долларов. А речь идет совершенно о
другом, о спорах, которые возникают между гражданином и государственными
органами. А все действия административных государственных органов обычно
проявляются либо в форме индивидуальных актов, либо в форме нормативных
актов. Например, перекрыли улицу, решили устроить пешеходную зону. Всем
жителям города удобно, кроме тех, кто на этой улице живет. Вот это акт
индивидуального действия. Или, например, районное собрание принимает
решение обложить всех налогом для строительства колодцев на территории
района или водопровода. Это законно или незаконно? Кто-то согласен,
кто-то не согласен. Или гражданина оштрафовали административные органы.
Или вопросы, связанные с выездом из Российской Федерации, споры, связанные
с предоставлением гражданства, с лишением гражданства. Это решения,
которые принимаются органами государства, и они должны стать предметом
рассмотрения в административных судах. Долгое время для советских судов
это было закрытой зоной. Действия соседа можно было оспаривать, но если
государственная власть решила на твоей территории устроить свалку, то
это суд не рассматривал, следовало жаловаться в порядке так называемой
подчиненности, писали жалобы даже в ЦК КПСС. Важно то, что право защиты
интересов человека зависело от усмотрения администрации, а не от закона.
Кстати, в «брежневской» конституции было записано, что граждане могут
обжаловать действия администрации в суд, но не было механизма судебной
защиты гражданина СССР от произвола администрации — и права реально
не было. Вопрос стал решаться только сейчас, в постсоветской
России. Когда ввели в действие закон о порядке обжалования в суд действий
администрации, впервые годы было отменено до 87 процентов обжалованных
решений администрации. А в 2001 году количество удовлетворенных заявлений
с жалобой на действия администрации составило примерно66 процентов.
Снижение процента удовлетворенных жалоб может быть результатом того,
что граждане стали чаще предъявлять некорректные требования администрации,
а может быть, образуется какой-то консенсус между отдельными судьями
и отдельными администрациями. Поэтому у нас появляется необходимость
отделить административное правосудие от общего и создать самостоятельную
систему судов, которая прежде всего была бы основана на принципах отсутствия
связей суда с определенной администрацией. Исходя из этого мы полагаем,
что в России должны быть где-то на пять-шесть сельских и на семь-восемь
городских районных один суд первой инстанции и должен быть 21 межобластной
суд.

Вообще проект закона получился не без политического аспекта. В Германии,
оказывается, уже давно стало практикой, что суд не должен находиться
там, где находится администрация. Поэтому у них правительство находится
в Берлине, а высший административный суд — в Лейпциге. Мы были в земле
Рейнланд-Пфальц, так там администрация земли сидит в Майнце, а в нескольких
десятках километров от него в городе Кобленце находится земельный административный
суд.

Мы, кстати, хотим забрать в эти суды также все трудовые споры, в том
числе споры государственных служащих, имеющих классные чины, включая
муниципальных служащих. Чиновника ведь не надо представлять как врага
народа — большинство решений им принимается во благо людей. Чиновника
надо и защищать. У нас часто сменяются верхушки. А в России принцип:
если барин поменялся, то меняем всю команду. А это неправильно. Я в
той же самой Германии беседовал с заместителем министра по вопросам
юстиции: среди политических назначенцев — его начальников были и социал-демократ,
и свободный демократ, и христианский демократ. И он при всех них работал.
Свою тему он знает от идо на память. И для него эта смена политических
команд не имеет значения.

Если бы эту идею восприняли разработчики административной реформы,
было бы очень хорошо. Мы защищаем каждого человека, чиновника того же
самого, когда он теряет рабочее место, когда его наказывают. Но мы совершенно
не защищаем человека, избравшего целью своей жизни государственную службу,
в таких вопросах, как карьера в хорошем смысле слова. Вот сидит заместитель
начальника управления, отдела, прекрасный специалист. Но выигрывает
выборы политик, он становится новым главой администрации и начинает
расставлять на вакантные места своих. Они некомпетентны, они ничего
не знают. А этот человек, который по всем правилам должен занять более
высокое место, — он не может продвинуться в карьере. Поэтому
в данном случае интересы честных чиновников надо защищать. Вот тогда,
кстати, у нас чиновничество не будет столь охотно включать свой административный
ресурс в борьбу за власть на выборах. Ведь сегодня чиновник этот ресурс
включает, борется с пеной у рта, потому что знает, что если глава администрации
полетит, то и он останется без работы.

Сегодня у нас принят в первом чтении проект федерального конституционного
закона о федеральной системе осуществления административной юстиции.
Разработан, передан на проработку в Администрацию Президента РФ Административно-процессуальный
кодекс. Он нужен, потому что Административные суды в рамках тех процедур,
которые предусмотрены Гражданским процессуальным кодексом, работать
просто не смогут.

Теперь о проблеме споров, носящих корпоративный характер. Сейчас все
дела о корпоративных спорах переданы в арбитражные суды. Я думаю, что
в известной мере это решение обоснованно. Закон был сформулирован так,
что любой акционер в любой точке мог подать жалобу в суд по месту жительства.
И, к сожалению, произошло злоупотребление правом в этом плане: стали
появляться на Кубани, в Смоленске, на Дальнем Востоке и так далее акционеры,
которые хотели саботировать работу, например, крупной нефтяной компании
в Сибири или добиться изменения ее поведения. Они инициировали
иски к этой компании, которые суд обязан принять, — а он не имеет права
отказать. Суд обязан принять обеспечительные меры в защиту интересов
истца. Опыта у судов, кстати сказать, нет, меры принимались с запасом,
компании лихорадило. Создавалась ситуация, что иногда успевали в
двух районах рассмотреть и принять по таким искам противоположные решения.
Поэтому концентрация в одних руках корпоративных споров, с моей точки
зрения, — это шаг, который в данный обстоятельствах позволит немножко
навести порядок.

Вопросы назначения меры наказания — это вообще сложные вопросы. Многие
уверены, что единственная мера наказания — это лишение свободы. Для
общества главное, чтобы осужденный больше не совершал преступлений.
И может быть, что для него лишение званий, запрет дальше двигаться по
службе, то, что он до того отсидел под стражей, в принципе вполне достаточно.
Я, например, категорический противник такой меры наказания, как конфискация
имущества. Если украдено, надо вернуть. А получается, что наказываются
люди, которые преступление не совершали, — жена, дети и так далее.

У нас кодекс дает возможность применять большое количество наказаний
— и больше не надо. Есть условное наказание, есть денежные штрафы, причем
приличные, и есть аресты… Есть обязательные работы.

Закон должен учитывать реалии нашей жизни.

Те, кто писали новый уголовный кодекс, записали размер штрафа не менее25минимальных
окладов. Жителю в нашей родной деревне, где денег давно не платят, легче
отсидеть год, чем выплатить такой штраф. А если преступник занимается
криминальной деятельностью, то ему без разницы, сто минимальных окладов
или два. Это меры наказания для тех людей, которые случайно нарушили
закон, в силу обстоятельств. У нас до сих пор преступность процентов
на80состоит именно из этих людей. Поэтому даже в рамках одного и того
же состава преступления мы можем столкнуться с вопиющими вещами.

У нас все время, в отличие, допустим, от Соединенных Штатов Америки,
других европейских государств, прокурор играл только на одну сторону.
Он не заботится собрать смягчающие обстоятельства и так далее. Его задача
— представить доказательства, а суд разберется. Не доказал — оправдали,
доказал — молодец. Советский, а потом и российский прокурор несет ответственность
в том случае, если будет оправдательный приговор. И вот это, кстати,
отсеивало значительное количество дел. Прокуроры, если сомневались,
просто не посылали дело в суд. А потом советское правосудие изобрело
еще такую схему (и российское очень долго ее держало на вооружении):
когда с доказательствами по делу плохо, чтобы не выносить приговор оправдательный,
можно было отправить дело на дополнительное расследование. Это было
совершенно неправильно, и поэтому специально ввели норму Уголовно-процессуального
кодекса, запрещающую суду возвращать дело на доследование. Не хватает
доказательств вины — выноси оправдательный приговор. Раньше у
нас до десяти процентов уголовных дел возвращалось на доследование и
из них больше половины в суде в дальнейшем не появлялись.

Судебная реформа продолжается, и она должна включать в себя не только
преобразования в судебных органах, но и реформу органов прокуратуры
и следствия.

Полагаю, что и адвокатуре нужны перемены, адекватные новым требованиям.

Для упорядочения гражданских экономических отношений необходимо усиление
роли нотариата.

Комплексный подход к правовой реформе — это основа формирования правового
государства.