Будущее как образовательный продукт

В один прекрасный день ребенок приходит в мир. До поры до времени он воспитывается в семье. Потом в процесс воспитания включается детский сад, за ним школа, и так до 17—18 лет.

Вопрос: чем же он занимался в этот важнейший период своей жизни? Ответ: не чем иным, как освоением базовых программ этой самой жизни — ее смыслов, кодов, языков, культурных текстов, ценностей, норм. Спросите ребенка: «Что ты сейчас делаешь?», и он ответит: «гуляю», «играю», «смотрю телевизор», «ничего не делаю». Ho мы-то знаем, что пока он занимается такими, казалось бы, несерьезными делами, подспудно идет процесс становления его личности.

Исследователи уже целый век без особого успеха пытаются понять: какие качества в человеке заложены с рождения, а какие он приобретает в процессе воспитания? Ho даже если принять крайнюю точку зрения, что личность почти полностью формируется в раннем возрасте, вряд ли кто-то станет утверждать, что условия, в которых растет ребенок, вовсе ни на что не влияют.

Условия эти формирует, в частности, школа, где ребенок вовлекается в процесс, имеющий целью... Здесь, как выразились бы в эпоху романтизма, перо мое замирает в бессилии. Я не могу закончить фразу: цели среднего образования, еще недавно казавшиеся вполне очевидными, расплываются, теряют отчетливость. Их так много, что не поймешь, какие главные, к тому же одни другим часто противоречат.

Ho почему еще недавно та же самая школа воспринималась как норма? Что вдруг произошло?

Сменилась эпоха — индустриальная закончилась, пришла постиндустриальная, информационная, и традиционное образование перестало отвечать потребностям социума. Выяснилось, например, что оно стало гораздо хуже выполнять функцию социального лифта, не способствует в нужной степени профессиональному, карьерному росту, социальной адаптации. Обладатели разного рода образовательных сертификатов зачастую оказываются неспособны адекватно отвечать на жизненные вызовы, а это значит, что, выбирая в свое время учебное заведение, они неверно оценили ситуацию или собственные возможности, потратили время и средства на получение не того образования. He образование само по себе стало хуже — изменились, сделались иными экономические, социальные условия. В результате содержание образования и, что гораздо важнее, люди, образование получившие, перестали этим условиям отвечать.

Современный мир — это свободный обмен информацией, идеями, людьми, товарами, услугами. В такой обмен, хотят они того или нет, уже вовлечены миллионы и миллионы жителей планеты. Поэтому, если содержание образования отвечает старой, не адекватной сегодняшним реалиям модели мира, то и те, кто получают образование, обречены на такую же неадекватность.

Общее образование в нынешнем своем виде не удовлетворяет современным требованиям хотя бы потому, что оно зациклено на так называемом «стандартном школьном знании». Почему молодые люди, активный трудовой возраст которых придется на 2020-2040 годы, должны все как один изучать именно данные предметы и именно в таких объемах, не может объяснить никто. Спрашивается, какой смысл тратить золотые детские и юношеские годы практически впустую — на усвоение информации, которая уже завтра может устареть, а главное, обладание которой вряд ли поможет человеку во взрослой жизни?

Рынок от работника сегодня требует не стандартного набора знаний, а креативности, целеустремленности, умения учиться, работать в команде и еще многого такого, что приобрести можно только через личный опыт — привычный нам учебный процесс ничего этого не дает.

Принципиально важно для человека с самого начала не ошибиться в выборе цели, правильно оценить свои силы и возможности. И тут опыт не заменят никакие знания. Чем он богаче и разнообразнее, чем адекватнее у молодого человека представления о самом себе и мире, тем больше у него шансов реализоваться. И задача образовательной системы — помочь личности приобрести такой опыт. Только он дает понимание, что ты есть свой собственный проект, только он позволяет строить жизнь сознательно и ответственно. Тотальное, «знаниевое» образование заменить его не может никак. Оно вообще давно уже превратилось в самоцель — как бы говорит ученику: «Я — это и есть то, что делает тебя полноценным человеком».

Парадокс: мы постоянно твердим о необходимости непрерывного образования (принцип LLL — lifelong learning) и при этом упорно продолжаем рассматривать общее образование как некий единый, монолитный, почти сакральный комплекс. Хотя 99,99% граждан России никогда в жизни не пригодится знание даты сожжения Яна Гуса, формулы квадратного трехчлена и технологии производства конвертерной стали, все это упорно впихивается в бедные ученические головы — чтобы было.

Из множества возможных ответов на вопрос, зачем ребенок ходит в школу, я предпочитаю такой: чтобы школа (непременно вместе с родителями) помогла ему найти себя. Вернее — помогла ему начать строительство, собирание своей личности. И всё. He больше, но и не меньше. Цель ребенка — в нем самом, поэтому основным предметом изучения должен стать сам ребенок и все многообразие его социокультурных связей. Тогда и образование для него будет потребностью, а не тяжкой обузой.

Иными словами, от тотальной, сведенной к механической сумме учебнопредметных программ системы необходимо отказаться в пользу максимальной индивидуализации образования, подчинения его задаче развития собственного социального (в самом широком смысле) опыта молодого человека.

Разумеется, я не призываю отказаться от знания. Ho хочу подчеркнуть, что оно приобретается, усваивается (делается своим), только если в нем есть живая потребность. «Слушайте, человеки, — писал почти век назад Василий Розанов, — что для нас самое убедительное? Нечто, что мы сами увидели, узнали, ущупали, унюхали. Ну, словом: знаю — и баста... Всякий человек живет немногими знаниями, которые суть плод его жизни, именно его, опыта, страдания, нюха и зрения».

Нынешняя школа такого социального опыта не дает (и, похоже, не может дать), поскольку описывает, объясняет искусственный (т. е. макетированный в учебных целях) мир и полностью игнорирует «параллельную живую жизнь» с ее неучебными, взрослыми заботами. Как выразился один выпускник, «школа — это место, где нам давали ответы на вопросы, которых мы не задавали».

Ясно, что научить в школе (и даже в университете) всему, что может пригодиться в жизни, невозможно. И не только потому, что объем таких «необходимых» знаний непомерно велик, а и потому, что их необходимость отнюдь не очевидна. Сегодняшнему школьнику за жизнь придется много раз менять виды деятельности, осваивать новые профессиональные области. Поэтому он должен по выходу из школы обладать не «знаниями на вырост», а вполне конкретными качествами, к формальной образованности не сводимыми.

Конечно, дети не все время находятся в стенах школы и какой-то социальный опыт получают, например, в дворовой компании. Стихийная образовательная программа улицы зачастую оказывает гораздо большее влияние на формирующуюся личность, чем образовательная программа школы. А должно быть наоборот — школьная программа призвана стать средством освоения (непременно критического, творческого) программы улицы и, шире, реального мира.

В начальной и основной школе следует отменить (или, по крайней мере, резко уменьшить) классно-урочную, учебно-предметную повинность и сделать максимальный упор на тех формах образовательной деятельности, которые сталкивают детей с реальной жизнью и реальными проблемами. Тьма животрепещущих вопросов, которые при этом неизбежно будут возникать, как раз и станут главным школьным предметом, причем предметом, по-настоящему интересным подросткам.

Что может стать объектом изучения в рамках такой образовательной программы? Без преувеличения, всё. Любой вопрос: как (и почему именно так) живут и работают люди; как они зарабатывают деньги и на что их тратят; во что и почему верят; как проводят свободное время; как организована и действует власть, кто и какие имеет права и обязанности; почему у нас плохие дороги — достоин обсуждения.

Разумеется, все это в корне меняет роль учителя, характер его общения с детьми. Прежде всего, он перестает быть ретранслятором нормированного обязательного знания (что вовсе не освобождает его от обязанности исподволь прививать детям любовь к знанию, учить их это знание добывать и им оперировать). «Объяснение материала» уступит место дискуссии — ведь ни на один вопрос из разряда вышеперечисленных не существует единственно верного ответа. Из ментора учитель превратится в собеседника, отличающегося от всех остальных лишь большими жизненным опытом и знаниями.

Теперь представим себе молодого человека 14—15 лет, прошедшего такую дискуссионную школу. Он уже отдает себе отчет в том, сколь сложна социальная материя, умеет многое видеть и понимать, разбираться в людях, самом себе, он уже осознает себя элементом сложнейшим образом устроенного социального организма. К очень многому у него сформировалось личное отношение, основанное на собственном опыте. Его суждения вполне компетентны, мышление — критично. И что очень важно — он почти уже нащупал сферу своих интересов, направление экспансии своего «я», имеет представление о пределах своего роста. Словом, он знает, чему и как хочет дальше учиться. Такой ученик способен осознанно выбрать индивидуальную образовательную программу, больше того, потребовать, чтобы его учили именно по ней.

Подведем краткий итог. Проблемы, здесь обсуждаемые, актуальны отнюдь не только для России. С кризисом образования столкнулись все страны, затронутые глобализацией. Конечно, люди так или иначе подстраиваются под быстро меняющуюся конъюнктуру, наиболее активные, затрачивая неимоверные усилия, восполняют то, что им не додала образовательная система, и становятся в той или иной мере конкурентоспособны. Ho если конкурентоспособным хочет стать народ, без перестройки национальной образовательной системы не обойтись.